Семанов С.Н. Ликвидация антисоветского Кронштадтского мятежа 1921 года
Герб СССР
о проекте|карта сайта|на главную

СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

 Как в природе, так и в государстве, легче изменить
сразу многое, чем что-то одно.

Фрэнсис Бэкон

взлет сверхдержавы

Партия поднимает силы на отпор мятежникам

При первых же известиях о начале кронштадтского вооруженного мятежа Центральный Комитет партии и Советское правительство приняли самые решительные меры для его скорейшей ликвидации. Деятельное участие в их разработке и проведении в жизнь принимал В. И. Ленин.

2 марта 1921 г. Совет Труда и Обороны РСФСР принял в связи с мятежом специальное постановление. На следующий день за подписью Ленина оно было распубликовано. Постановление предписывало:

«1) Бывшего генерала Козловского и его сподвижников объявить вне закона. 2) Город Петроград и Петроградскую губернию объявить на осадном положении. 3) Всю полноту власти в Петроградском укрепленном районе передать Комитету обороны Петрограда»{469}.

Военные действия против мятежной крепости не могли ограничиться только силами петроградского гарнизона и требовали привлечения частей из других районов страны. Предвидя возможность несогласованности действий между местным петроградским руководством и армейским командованием, СТО РСФСР под председательством Ленина постановил 3 марта:

«Петроградский комитет обороны в области всех мероприятий и действий, связанных с ликвидацией эсеровско-белогвардейского вооруженного мятежа, всецело подчиняется Реввоенсовету Республики, который осуществляет свое руководство в установленном порядке»{470}.

Партия и правительство в течение всего хода борьбы с мятежниками оказывали постоянную помощь и поддержку Комитету обороны Петрограда, питерским большевикам и рабочим. На помощь борцам против мятежа Советское государство бросило имевшиеся в его распоряжении военные и материальные силы и средства. Это в решающей мере способствовало скорейшей ликвидации опасного антисоветского очага.

На основании Постановления СТО от 2 марта Комитет обороны Петрограда отдал приказ о введении в городе осадного положения. Предусматривалась усиленная охрана мостов, вокзалов, телеграфных и телефонных линий, складов и т. д. Хождение по улицам после 9 час. вечера воспрещалось, театры и другие зрелищные учреждения закрывались. Особо подчеркивалось, что «виновные в неисполнении означенного приказа подлежат ответственности по законам военного времени», а всем патрульным и караульным службам предписывалось при сопротивлении безоговорочно применять оружие{471}.

3 марта «Петроградская правда» опубликовала обращение Петросовета «Ко всем рабочим, работницам, морякам, красноармейцам красного Петрограда!» Обращение подчеркивало, что враги Советской власти перешли к новой тактике, используя в качестве авангарда вожаков мелкой буржуазии и их идейную платформу:

«Белогвардейцы проучены горьким опытом. Не раз и не два они были биты в открытом бою. Они знают, что за помещиками и капиталистами ни один честный рабочий, моряк или красноармеец не пойдет. Поэтому они выпускают для начала, своих замаскированных агентов, эсеров и меньшевиков, поручая им подготовительную работу... Эсеры и меньшевики должны были открыть дорогу мятежному белому генералу. Мы видели их немало на своем веку... Теперь новый козырь в руках Антанты — бывший генерал Козловский».

Контрпропагандистские задачи, возникшие перед партией в связи с начавшимся мятежом, были трудные. Особую сложность представляло то, что Кронштадт традиционно считался «столицей» Балтийского флота. Особенно возрос авторитет этой старейшей морской крепости России после Октября, когда лучшая часть кронштадтских моряков сделалась авангардом социалистической революции. В своей пропаганде мятежники всячески стремились использовать это обстоятельство, выдавая себя за продолжателей славных дел моряков-балтийцев. Необходимо было разоблачить спекулятивные претензии самозванного «ревкома».

Партийные организации развернули большую разъяснительную работу среди петроградских моряков. На кораблях ив частях прошли многочисленные митинги и собрания. Моряки принимали резолюции, осуждавшие мятежных главарей; одновременно ветераны революционного флота и целые коллективы обращались с призывами к рядовым матросам и красноармейцам Кронштадта одуматься и переходить на сторону Советской власти. Многочисленные материалы такого рода регулярно печатались в газете «Красный Балтийский флот» уже с первых чисел марта{472}.

Аналогичная работа проводилась и в частях УРЮП. Первые митинги такого рода прошли здесь 2 марта. С резолюциями, осуждавшими мятежников, выступили 1-й отряд молодых моряков, команда классов штурвальных и мотористов, несколько подразделений 187-й бригады и многие другие подразделения{473}. Сохранившиеся среди материалов Побалта протоколы этих митингов и тексты резолюций свидетельствуют о том, что разъяснительная работа партии проходила в напряженной обстановке, приходилось сталкиваться с настроениями апатии, усталости, а то и с провокационными выступлениями. Тем более следует отметить большое морально-политическое значение факта всеобщего осуждения мятежников коллективами военных моряков.

События в Кронштадте ясно показали, что прежнее руководство Балтфлота является слабым и не может исполнять возложенных на него обязанностей. Приказом командующего морскими силами Республики от 2 марта 1921 г. вся полнота власти на Балтийском флоте была передана ревтройке в составе И. К. Ко-жанова, Костина, Галкина{474}. Ф. Ф. Раскольников несколько ранее был переведен на другую работу и покинул Петроград. Командующим Балтийским флотом стал И. К. Кожанов, начальником политотдела назначался Курков{475}. Ревтройка энергично приступила к работе. Утром 3 марта во все части, на корабли и в учреждения Балтфлота был направлен строгий приказ: всем комиссарам предписывалось находиться на местах; запрещались всякого рода собрания и присутствие посторонних лиц; всех, замеченных в агитации против Советской власти, надлежало арестовывать, а при сопротивлении применять силу; приказ предупреждал, что вся ответственность за его неисполнение ложится на командиров и комиссаров частей и кораблей{476}.

Принимались меры для пропагандистского воздействия на рядовых моряков и красноармейцев, случайно вовлеченных в мятежную авантюру кронштадтскими главарями. В пропагандистских материалах всячески подчеркивалась контрреволюционная сущность «ревкома», доказывалось, что фактическими его руководителями являются бывшие офицеры, закамуфлированные белогвардейцы. 4 марта было опубликовано воззвание Комитета обороны Петрограда «Достукались. К обманутым кронштадтцам». В нем говорилось:

«Теперь вы видите, куда вели нас негодяи. Достукались. Из-за спины эсеров и меньшевиков уже выглянули оскаленные зубы бывших царских генералов... Все эти генералы Козловские, Бурскеры, все эти негодяи Петриченки и Тукины в последнюю минуту, конечно, убегут к белогвардейцам в Финляндию. А вы, обманутые рядовые моряки и красноармейцы, куда денетесь вы? Если вам обещают, что в Финляндии будут кормить — вас обманывают. Разве вы не слышали, как бывших врангелевцев увезли в Константинополь и как они там тысячами умирали, как мухи, от голода и болезней? Такая же участь ожидает и вас, если вы не опомнитесь тотчас же... Кто сдастся немедленно — тому будет прощена его вина. Сдавайтесь немедленно!»{477}

Для переброски в лагерь мятежников агитационных материалов и советских газет использовались самолеты. В донесениях из военно-воздушных частей регулярно сообщалось о разбрасывании над Кронштадтом агитационной литературы{478}. О масштабах этой пропаганды сохранились только отрывочные сведения, хотя некоторое представление можно составить уже по тому, что только 12 марта гидросамолеты Балтийского флота сбросили над крепостью 4,5 пуда агитационной литературы{479}.

В период кронштадтского мятежа удачные пропагандистские материалы давала газета «Красный Балтийский флот». В частности, там сообщалось о прошлом членов «ревкома», об их социальном происхождении, роде занятий, имущественном положении до революции и т. п.

Ввиду крайней скудости источников, исходящих от самих кронштадтцев, трудно судить о масштабах воздействия советской пропагандистской деятельности на рядовых участников мятежа, но можно с уверенностью предполагать: таковое имелось, и немалое. В течение всего недолгого господства «ревкома» в Кронштадте советские военные посты на южном побережье Финского залива постоянно задерживали перебежчиков с мятежного острова{480}. Перебежки эти не успели принять массового характера, так как мятеж вскоре был ликвидирован, но следует отметить, что в числе беглецов были даже матросы с линкоров, среди экипажей которых находились, как известно, главные заговорщики и активисты мятежа{481}.

Петроград в эти дни превратился в вооруженный лагерь. Все члены партии города и губернии были фактически на казарменном положении{482}. В райкомах и исполкомах велось круглосуточное дежурство, организовывались вооруженные коммунистические отряды, части особого назначения патрулировали ночные улицы, несли охрану стратегических объектов города и важнейших учреждений. На местах вся власть находилась в руках ревтроек, подчинявшихся в порядке строгой централизации; система соподчинения была простой и многократно испытанной: предприятие — район — город.

Созданные в чрезвычайных условиях новые органы власти с гигантской энергией сразу же развернули организаторскую работу. Мобилизованы были все наличные силы. Так, например, собрание ревтроек Василеостровского района постановило 6 марта: 1) составить списки военной подготовки коммунистов, 2) создать отряды коммунистов на предприятиях (числом в 600 человек), 3) ввести для членов партии казарменное положение. Собрание ревтроек выдвинуло лозунг: «Ни один коммунист не должен оставаться дома»{483}.

В первых числах марта была проведена всеобщая мобилизация всеобуча. К 4 марта в подразделениях такого рода насчитывалось 1376 коммунистов и 572 комсомольца; свой отряд организовали профессиональные союзы — он насчитывал 400 человек{484}. Эти силы использовались пока для внутренней обороны города, но одновременно являлись резервом регулярных красноармейских частей, окружавших мятежный Кронштадт. Партийные, профсоюзные и комсомольские мобилизации, а также призыв всеобуча были проведены организованно и быстро, они продемонстрировали готовность питерских коммунистов дать решительный отпор мятежу.

Большую роль в деле мобилизации рабочих масс Петрограда сыграли профессиональные союзы. Профсоюзы города представляли собой большую силу: в их рядах насчитывалось 269 тыс. членов в городе и 37 тыс. в губернии{485}. 4 марта совет профсоюзов обратился с воззванием к населению города. «Снова у подступов Красного Петрограда появились золотые погоны», — это начало воззвания, имевшее в виду генерала Козловского и других офицеров — руководителей мятежа. Далее в воззвании говорилось о тревожных днях 1919 г., когда белогвардейцы стояли буквально под стенами города. «Что спасло Красный Петроград от Юденича? Тесная сплоченность питерских рабочих и всех честных трудящихся». Воззвание напоминало о решающих событиях гражданской войны, предупреждая против провокационных призывов меньшевиков, эсеров и белогвардейцев: «Мы должны ответить им тесным сплочением»{486}.

Профсоюзная газета «Маховик» в номерах за март 1921 г. регулярно помещала резолюции рабочих собраний. В них давалась правильная классовая оценка мятежа как эсеро-меньшевистской авантюры, прокладывающей путь белогвардейщине. Рабочие на своих собраниях и митингах призывали всех трудящихся работать с удвоенной энергией, резко осуждали тех, кто пытался в той или иной форме продолжать «волынку».

Петроградский губком комсомола в те же дни дал следующую директиву всем районным комитетам:

«В связи с настоящим моментом работа нашей организации временно должна видоизменяться. Всю работу и весь старый аппарат необходимо приспособить к условиям момента. Работа должна протекать в следующих направлениях: «а) в своих коллективах, б) в оказании всемерной помощи партии, в) в формировании боевых отрядов».

Во всех районах комсомольцы создали вооруженные отряды, которые несли караульную службу у стратегических объектов. Девушки-комсомолки организовывали санитарные отряды во многих районах. Сохранились, например, подробные сведения о 2-м Городском районе: здесь в санитарном отряде насчитывалось 60 человек, причем только 40 санитарок были обучены своему делу, остальные учились уже в процессе мобилизации{487}.

Центральная политическая школа, незадолго до того созданная при губкоме РКСМ, также была мобилизована целиком. Слушатели школы распределились по различным районам города для партийно-пропагандистской работы в отрядах и организациях.

Настроение трудящихся Петрограда наиболее полно отразилось в работе пленума Петросовета, состоявшегося 4 марта. Помимо членов пленума на заседание приглашались: представители фабрично-заводских комитетов, профсоюзов, воинских частей и кораблей, делегаты секций женщин-работниц, представители комсомола, а также рабфаков и техникумов. Такое широкое представительство было необходимо, чтобы правдивая информация о мятеже как можно эффективнее распространялась по городу. Особо следует отметить, что на пленум приглашались «комиссии и делегации, избранные на фабриках и заводах в последние две недели»{488}. Здесь имелись в виду разного рода органы, созданные на предприятиях в ходе «волынки», а также позднее, во время ее преодоления. Хотя порой среди этих «комиссий и делегаций» попадались рабочие, в той или иной степени подвергшиеся воздействию демагогической пропаганды, однако присутствие их на заседании высшего органа Советской власти в городе было весьма важно в политическом смысле: партия открыто обращалась к трудящимся массам, уверенная в их сознательности.

Настроение пленума было боевое. Выступившие представители петроградских заводов, моряков и воинских частей гарнизона единодушно заклеймили кронштадтских предателей и требовали решительных мер для скорейшей ликвидации мятежа. С речью выступил М. И. Калинин. К сожалению, ее текст не сохранился, есть лишь краткий газетный отчет. Калинин выразил уверенность в скором разгроме мятежников и призывал всех трудящихся сплотиться вокруг партии. Пленум, единоглас-но приняв резолюцию с требованием решительной борьбы с мятежниками и со всеми, кто так или иначе оказывает им в любой форме помощь{489}, продемонстрировал решимость и сплоченность рабочего класса.

В первых числах марта «волынка» на петроградских фабриках и заводах в основном прекратилась, наладилась обычная трудовая деятельность. По данным Петроградской губернской коммуны, к 8 марта отдельные случаи невыхода на работу имели место лишь на нескольких предприятиях, числом не более шести{490}. Петроградский губком партии принял энергичные и решительные меры, чтобы окончательно ликвидировать эти последние случаи «волынки».

При наличии по соседству с Петроградом мятежного очага нельзя было проявлять никакого либерализма и медлительности с упорствующими «волынщиками», поддавшимися враждебной агитации. Иа Балтийском заводе, где влияние эсеро-меныневистских подстрекателей оказалось довольно сильным, губком 8 марта предложил ревтройке Василеостровского района, на территории которого находился завод, перевести тех рабочих и служащих, которые, по мнению завкома и заводской парторганизации, оказывали вредное влияние, на другие предприятия через отдел распространения рабочей силы{491}. Затянулась «волынка» на Обуховском заводе, где сам завком, состоявший почти исключительно из беспартийных, стал центром брожения на предприятии. 7 марта решено было завод закрыть, а для всего заводского персонала провести перерегистрацию. Аналогичные меры еще раньше были приняты на заводе «Арсенал», который еще с двадцатых чисел февраля стал основным очагом «волынки» на Выборгской стороне. Все эти решения принимались и осуществлялись Советом обороны Петрограда при поддержке и одобрении совета профсоюзов{492}.

Эти и другие подобные же решительные меры способствовали скорейшей ликвидации остаточных явлений «волынки». Уже 11 марта на заседании Петроградского губкома было отмечено, что все предприятия города работали нормально, а на Обуховском заводе и на «Арсенале» заканчивалась перерегистрация{493}.

Вспыхнувший в Кронштадте антисоветский мятеж усугубил трудности тяжелой зимы 1920/21 г., однако партийные и государственные органы Петрограда предпринимали настойчивые усилия, чтобы облегчить материальное положение трудящихся. Была создана губернская комиссия по снабжению рабочих. В нее входили представители Петроградской коммуны, совнархоза, совета профсоюзов и рабоче-крестьянской инспекции. Задача комиссии состояла в том, чтобы координировать действия всех петроградских организаций для улучшения снабжения трудящихся. 8 марта на заседании комиссии решено было «в срочном .порядке» (подчеркнуто в документе. — С. С.) произвести выдачу продуктов по «ударным» карточкам и по группе «вредно-горячих цехов»{494}.

Петроградский губком со своей стороны также постановил «немедленно приступить к распределению имеющихся предметов первой необходимости», однако предупредил при этом: «Не снабжать предметами первой необходимости волынящих рабочих»{495}. В условиях, когда в масштабах такого крупного города, как Петроград, учет запасов хлеба велся с точностью почти до фунта, подобная социальная мера при распределении по отношению к неработающим лицам была, безусловно, справедливой и политически верной.

Начавшийся в Кронштадте антисоветский мятеж на какое-то время ободрил эсеро-меньшевистское и белогвардейское подполье в Петрограде. Они вновь попытались активизировать свою пропаганду среди различных слоев населения города. Петроградские меньшевики 7 и 8 марта выпустили две прокламации{496}. Текст первой из них сохранился. «Мы не можем и не должны спокойно слушать грохот пушек, — говорилось там. — Мы должны вмешаться и положить конец кровопролитию». А далее меньшевики подстрекали население: «Требуйте немедленной приостановки военных действий против матросов и рабочих Кронштадта. Требуйте от власти немедленного вступления с ними в открытые и гласные переговоры при участии делегатов от крупных фабрик и заводов Петрограда»{497}. «Пацифизм», охвативший меньшевиков, отражал суть их «кронштадтской» тактики: сорвать скорейшую ликвидацию антисоветского мятежа, так или иначе прорвать изоляцию мятежного острова. Аналогичные призывы содержались и в листовке, подписанной мифическим «собранием представителей фабрик и заводов города Петрограда» и датированной 14 марта{498}. По-видимому, авторами ее также были меньшевики.

Энергичнее высказывались анархисты. Их прокламация, выпущенная 9 марта, призывала:

«Бросайте работу, выбирайте делегатов, посылайте в Кронштадт для того, чтобы совместным путем свергать самодержавных коммунистов».

Внося свою лепту в разжигание антисоветского мятежа, листовка анархистов содержала самую грубую брань, почерпнутую из белогвардейского лексикона и украшенную демагогическими призывами к борьбе против «эксплуатации»{499}.

9 марта появилась и откровенно белогвардейская листовка. Напечатанная на пишущей машинке в отличие от предыдущих, выполненных типографским способом, она отражала политическую и организационную слабость правых сил в Петрограде весной 1921 г. Содержание ее не представляет никакого интереса — тут лишь обычные белогвардейские проклятия в адрес Совета Народных Комиссаров, III Интернационала и т. п.{500}Любопытным было только то, что белогвардейское подполье открыто солидаризировалось с кронштадтскими сторонниками «Советов без коммунистов».

Подводя итоги действий антисоветских партий и организаций в период мятежа, необходимо сделать следующий принципиальный вывод: печатная и устная пропаганда эсеро-меньшевистских и иных подстрекателей окончилась для них практически безрезультатно — ни один завод, ни одно учреждение или воинская часть в Петрограде не выступили в поддержику мятежного острова. Это обстоятельство есть очевидный показатель зрелости питерского рабочего класса, его политической сознательности, верности идеалам социализма.

В первую декаду марта эсеры и меньшевики пытались открыто выступать на некоторых петроградских предприятиях, например на электрической станции в Московском районе и др{501}. К слову сказать, основной организационной силой в антисоветском подполье в Петрограде на сей раз выступали меньшевики. В мемуарах Ф. И. Дана подробно повествуется о том, как активисты его партии устраивали перепечатку листовок (и не только своих, но и «чужих» — кронштадтский мятеж вызвал временную консолидацию враждующих антикоммунистических группировок); для этой цели использовались меньшевики, работавшие в типографиях{502}.

Советские государственные органы вынуждены были принять самые решительные меры, чтобы не дать мелкобуржуазным подстрекателям вновь раздуть затухающее пламя «волынки» в Петрограде, что крайне затруднило бы скорейшую ликвидацию кронштадтского мятежа. Активисты меньшевиков и эсеров, нарушившие советские законы, были арестованы{503}. В частности, в Петрограде подверглись заключению вожаки меньшевиков Ф. И. Дан и И. А. Рожков. Здебь важно подчеркнуть, что партия не делала никакой тайны, применяя подобные репрессивные меры, продиктованные необходимостью защиты рабоче-крестьянского государства. В брошюре «О продовольственном налоге», написанной немного позже кронштадтских событий, В. И. Ленин прямо назвал имена меньшевистских лидеров, арестованных органами ВЧК в Петрограде, и показал, что вокруг мятежа складывался блок всех антисоветских сил, от «социалистов» до белогвардейцев включительно:

«Вся белогвардейщина мобилизуется «за Кронштадт» моментально, с быстротой, можно сказать, радиотелеграфической... Крупные банки, все силы финансового капитала открывают сборы на помощь Кронштадту»{504}.

Подстрекателям и провокаторам всюду был организован самый жесткий отпор. Попытки мятежников заслать своих агитаторов на берега Финского залива неизбежно оканчивались для них неудачей. 3 марта у станции Горская (близ Сестрорецка) советский патруль задержал двух мятежников с форта 6; обоих судил ревтрибунал и приговорил к расстрелу{505}. Позже в том же районе была задержана некая «девица», у которой нашли пачку кронштадтских газет (очевидно, «Известий ВРК Кронштадта»), по-видимому предназначенных для распространения среди советских частей на северном берегу залива{506}.

Партия уделяла большое внимание положению дел в воинских частях петроградского гарнизона, особенно среди морских экипажей. Любые попытки антисоветских выступлений в воинских частях пресекались в корне. Например, в начале марта на эсминце «Победитель» были арестованы два человека, выступавшие среди экипажа корабля с антисоветскими призывами{507}. В частях ПОЮЖ также в дни борьбы с мятежом комиссар и коммунисты гидроавиационного отряда разоблачили провокатора, распространявшего «подметные листки» среди моряков; он был задержан и передан в особый отдел{508}. В целом, однако, сохранившиеся источники свидетельствуют, что в армии и на флоте подстрекателям не удалось добиться никакого хоть сколько-нибудь заметного успеха; выступления в пользу мятежных кронштадтцев носили единичный характер.

Тем не менее угроза идеологического воздействия восставшего Кронштадта на мелкобуржуазные слои населения Петрограда сохранялась все время, пока продолжался самый мятеж. Такое положение требовало неусыпной бдительности от всех партийных и государственных органов. Этот вопрос подробно обсуждался на заседании губкома партии 8 марта, стенограмма заседания которого производит весьма сильное впечатление. Хотя утром было получено известие о том, что первая атака на мятежный Кронштадт не удалась, ни тени тревоги и беспокойства в выступлениях партийных руководителей незаметно. Их слова проникнуты несомненной уверенностью в скорой и решительной победе.

Прежде всего было отмечено, что шатания и колебания, имевшие место среди некоторой части петроградских моряков и красноармейцев до начала кронштадтского мятежа, в целом преодолены{509}. Немалую роль в этом сыграло то, что во главе мятежников оказались бывшие офицеры и генералы. Член ревтройки Балтийского флота Костин говорил, что именно после этого «настроение моряков переменилось» и многие флотские экипажи «горели желанием выступить» против мятежников.

Красноармейцы пехотных частей, дислоцированных в Петрограде, также проявляли полную сознательность; многие из них. были переброшены под Ораниенбаум и Сестрорецк. Как важную и своевременную меру следует назвать увеличение пайка для личного состава стрелковых частей.

Таким образом, в целом настроение воинских частей в Петрограде можно было признать устойчивым, а политическую сознательность — удовлетворительной. Однако местные партийно-политические работники понимали, что в составе этих частей, особенно среди моряков, имеется некоторое количество ненадежных элементов, которые лишь временно притихли, подчиняясь настроениям и воле большинства. Было очевидно, что присутствие всякого рода политически неустойчивых групп людей чревато опасностями в условиях тогдашнего Петрограда. Уже 1 марта Петроградский комитет обороны постановил взять под надзор, а затем вывести в срочном порядке пленных белогвардейских офицеров, находившихся в городе{510}.

На заседании Петроградского губкома 8 марта сообщалось, что переброска некоторого числа моряков с Балтики на восточное побережье Черного моря (которое с конца февраля, после восстановления Советской власти в Грузии, вновь было открыто для Красного Флота) используется прежде всего для отправки тех флотских частей, в которых отмечалось некоторое брожение в связи с кронштадтским мятежом (к примеру, называлась минная дивизия). К 8 марта в общей сложности на юг было отправлено около 3 тыс. человек в трех эшелонах.

Итак, уже через неделю после начала антисоветского мятежа в Кронштадте благодаря настойчивым и энергичным мерам партийных и советских органов Петрограда политическое положение в городе и в губернии оказалось настолько прочным, что не оставляло сторонникам «третьей революции» никаких шансов на успех за пределами мятежного острова. Однако сам остров, ощетинившись бетонными фортами, одним лишь фактом своего существования по-прежнему бросал дерзкий вызов Советскому государству. Мятежную крепость следовало взять как можно скорее. Партия начала готовить силы для ликвидации мятежа вооруженным путем в ответ на применение вооруженного действия со стороны мятежников.

3 марта 1921 г. Комитет обороны Петрограда постановил:

«Всем войскам, действующим на побережье Финского залива от Сестрорецка до форта «Передовой», ставится общая задача: отразить всякую попытку (мятежников. — С. С.)вступить на берег».

В книге А. С. Пухова этот приказ трактуется как сугубо оборонительный, и поэтому командование обвиняется в пассивности{511}. Вряд ли такую точку зрения следует признать справедливой. В распоряжении Комитета обороны было слишком мало сил, чтобы решиться атаковать столь сильную крепость с многочисленным и хорошо вооруженным гарнизоном. К началу марта 1921 г. в Петроградском округе находились только три дивизии неполного состава, которьш к тому же надлежало охранять протяженную и тревожную границу с Финляндией. Основные вооруженные силы Советского государства дислоцировались далеко от Финского залива: на Западном фронте (мир с Польшей еще не был заключен), на юге Украины (где шла борьба с махновцами), в Закавказье. В первых числах марта Комитет обороны Петрограда смог направить под Кронштадт только 11-ю стрелковую дивизию, некоторое количество сводных подразделений, отряды курсантов. Наступление с этими силами на Кронштадт неминуемо привело бы к неудаче, что могло бы только ободрить мятежников. Вот почему названный приказ Комитета обороны следует признать единственно возможным.

Советские войска, выведенные под Кронштадт, были разделены на два боевых участка: северный — от Финляндской границы до Елагина острова (северо-западная окраина Петрограда) — и южный — от деревни Красный Кабачок до деревни Устье. Командование округа стремилось как можно скорее накопить достаточные силы, в особенности артиллерию, а тем временем по-прежнему ставило перед своими частями задачу отражать «всякие попытки противника проникнуть на берег», как говорилось в приказе по войскам на 5 марта{512}.

Моральное состояние некоторой части красноармейцев в ту пору все еще оставляло желать лучшего: сказывалось влияние «волынки» и мятежных подстрекателей. В первые дни осады Кронштадта некоторые подразделения не проявляли необходимой стойкости и упорства. Характерный в этом смысле эпизод разыгрался на льду Финского залива 3 марта. Командование 561-го полка выслало к форту «Милютин», занятому мятежниками, разведывательный отряд в 50 бойцов. Около форта кронштадтцы окружили отряд, после чего, почти не оказав сопротивления, 23 человека сдались в плен{513}.

Политотдел и коммунисты УРЮП прилагали все силы, чтобы выправить положение. 4–5 марта работники политотдела были направлены непосредственно в состав частей «с целью их цементировки и революционизирования», как сказано в отчете. С этой же целью 5–6 марта для усиления политико-воспитательной работы был введен институт ротных и батальонных комиссаров{514}. Все это приносило известные положительные результаты, однако морально-политическая готовность частей еще не могла считаться достаточной для решительных наступательных действий против крепости.

Несмотря на малочисленность и недостаточную готовность своих сил, командование Петроградского округа тем не менее стремилось тревожить мятежников активной боевой разведкой. В ночь на 5 марта передовые отряды советских частей приблизились с юга к крепостным батареям 1 и 2 и завязали ружейную перестрелку с гарнизоном{515}. Артиллерия УРЮП неоднократно вела общий обстрел крепости.

С первых чисел марта интенсивную деятельность развила советская авиация. Летчики и технический состав проявили в боях под Кронштадтом настойчивость и подлинный героизм.

Боевые силы советской авиации, сосредоточенные у мятежного Кронштадта, были относительно невелики. К началу марта в распоряжении командования Петроградского военного округа имелось три воздухоплавательных отряда с шестью аэростатами (они использовались для разведывательных целей и корректировки артиллерийской стрельбы) и один-единственный воздушный отряд из шести самолетов; кроме того, в подразделении морской авиации Балтийского флота насчитывалось 16 самолетов{516}. Сохранился отчет комиссара Воздухофлота за первую декаду марта. Из документа явствует, что самолеты находились в плохом техническом состоянии, требовали повседневного ремонта, что было очень «сложно сделать, так как запасные части отсутствовали, все необходимое приходилось выполнять кустарным способом, вручную; некоторая помощь в этом отношении была оказана Управлением воздушного флота Красной Армии, но коренным образом улучшить техническое снабжение оно также не имело возможности{517}. Обмундирование летного и аэродромного состава пришло в ветхость, а так как лед и снег начали таять, то приходилось работать над обслуживанием самолетов по колено в воде. Продовольствие выдавалось скудно.

Летчики совершали полеты в исключительно сложных условиях. Самолеты были старые (французских и английских марок, полученные еще во время первой мировой войны), часто выходили из строя. В марте над заливом в основном стояла нелетная погода: туманы, низкая облачность. Наконец, зенитные батареи мятежников вели интенсивный огонь по советским самолетам. Не удивительно, что суточные сводки командования Воздухофлота часто заканчивались печальными сообщениями: 6 марта «при посадке самолет получил повреждение», 7 марта другой самолет «разбился при посадке» и т. д.{518}


Однако личный состав и командование Воздухофлота сумели наладить регулярные рейды над Кронштадтом. Эффективно велась разведка. Делались попытки нанесения бомбовых ударов по батареям и кораблям мятежников. Разумеется, несколько пудов бомб не могли принести ущерба бетонным фортам и бронированным плитам, но моральный фактор авиационных налетов на гарнизон крепости был велик. Газета мятежников опубликовала даже лицемерно-слезливое заявление против «воздушных хищников коммунистов»{519}, хотя над городом советские самолеты сбрасывали только листовки, а бомбежке подвергались корабли и форты.

Советские части, окружившие Кронштадт, вынуждены были растянуться полукольцом на большом расстоянии от тогдашней финляндской границы до Копорского залива. Вот почему четкая связь между войсками являлась насущно необходимой. Приказом Комитета обороны с 5 марта все средства связиг как воинские, так и гражданские, сосредоточивались в руках начальника связи Петроградского военного округа{520}.

Днем 5 марта 1921 г. в Петроград прибыли главком С. С. Каменев, командующий Западным фронтом М. Н. Тухачевский и другие руководящие работники РВСР. Тогда же был отдан важный оперативный приказ о мерах по ликвидации кронштадтского мятежа. Главные пункты его состояли в следующем:

«1. Восстановить 7-ю армию, подчинив её непосредственно Главнокомандованию. 2. Временное командование 7-й армией возложить на т. Тухачевского с оставлением его в должности командзапа. 3. Временному командарму-7 т. Тухачевскому подчинить во всех отношениях все войска Петроградского округа, командующего войсками Петроградского округа и командующего Балтфлотрм. 4. Командующего войсками Петроградского округа т. Аврова одновременно назначить комендантом Петроукрепрайона».

Далее в приказе предписывалось предложить кронштадтским мятежникам сдаться, а в противном случае — открыть военные действия{521}. Приказ вступил в силу 5 марта в 17 час. 45 мин.

На другой день был издан приказ с «последним предупреждением» гарнизону Кронштадта о сдаче. Листовки с текстом приказа были сброшены с самолетов над мятежной крепостью 6 марта в количестве 20 тыс. экземпляров{522}. Советское командование приказывало мятежникам немедленно сложить оружие, обезоружить упорствующих, освободить из-под ареста командиров и комиссаров.

«Ревком», естественно, не мог скрыть от населения этот приказ; по необходимости был сделан следующий демагогический жест: приказ был перепечатан в кронштадтских «Известиях»{523}, Никакого официального ответа главари мятежа не дали: они не собирались ни сдаваться, ни капитулировать.

Наличные силы советских войск дислоцировались к 7 марта следующим образом. Северная боевая группа (начальник Е. С. Казанский) , сосредоточонная в районе Сестрорецка, насчитывала всего-навсего 3763 человека{524}(из них самой боеспособной частью был отряд петроградских курсантов — 1195 бойцов{525}). Южная группа (начальник А. И. Седякин) насчитывала 9853 человека. Здесь лучшим подразделением являлась сводная дивизия под командованием П. Е. Дыбенко, в которую вошло несколько коммунистических отрядов, а также стрелковые бригады: 32-я (командир М. Рейтер), 167-я (командир Н. Бобров) и 187-я ,(командир И. Федько); кроме того, в этой группе имелся резерв численностью около 4 тыс. бойцов{526}. Таким образом, Северная боевая группа была численно меньше Южной, однако боеспособность ее личного состава оценивалась более высоко (прежде всего за счет подразделений красных курсантов). Впоследствии М. Тухачевский дал этому следующее объяснение:

«Южная группа состояла из частей разнокалиберных, малоспаянных и недостаточно стойких. Несмотря на малую численность Северной группы, за нее все время можно было быть спокойным. Командиры, в своей массе хорошо обученные, по большей части фронтовики, — наши курсанты составляли прочное, крепкое ядро, способное на любой подвиг по первому требованию или приказанию»{527}.

Артиллерийские силы насчитывали 27 батарей полевой артиллерии: 18 на участке Южной группы и 9 — на участке Северной группы; однако это были преимущественно легкие орудия, непригодные к борьбе с бетонными фортами и линейными кораблями мятежников; имелось лишь три батареи тяжелых орудий, но калибр их также не превышал шести дюймов{528}. Следует признать, что артиллерийские силы советских войск были довольно многочисленны, но плохо подходили для выполнения предстоящей задачи штурма крепости. К тому же орудия мятежников превосходили советские численно, а главное — обладали гораздо большей мощностью и дальнобойностью.

Как видно, силы, находившиеся в распоряжении советского командования, были невелики и уступали мятежникам. К тому же 561-й пехотный полк (входил в 187-ю бригаду) состоял преимущественно из солдат бывших белых армий и махновцев{529}. Естественно, что моральный дух его был невысок. Слабо оказались подготовленными и вооруженными и некоторые другие части. Однако Троцкий, на короткий срок приехавший в Петроград, торопил наступление, считая, что Кронштадт «выкинет белый флаг» после первых же выстрелов...{530}Еще 5 марта начала переброску в район Петрограда из Гомеля сильная 27-я стрелковая дивизия, однако части ее еще не успели подойти к Кронштадту{531}. Тем не менее приказ о штурме крепости наутро 8 марта был отдан. Это оказалось, вне всякого сомнения, преждевременным решением.

Накануне наступления началась артиллерийская подготовка. Батареи Кронштадта энергично отвечали, в результате чего в Сестрорецке и Ораниенбауме оказалось разрушено несколько домов. Повреждения получила железная дорога у Лисьего Носа и Сестрорецкий оружейный завод{532}. Впрочем, стрельба не принесла для обеих сторон больших результатов. По сведениям Северной боевой группы, 7 марта было выпущено 2435 снарядов, 8 марта — 2724 снаряда{533}. Однако почти вся эта масса металла оказалась израсходованной вхолостую: ночью и в густом утреннем тумане артиллерия плохо вела прицельный огонь. Сказался и недостаток тяжелых орудий: за названные дни советские артиллеристы смогли выпустить по Кронштадту только 85 шестидюймовых снарядов, подавляющее большинство остальных приходилось на долю трехдюймовых. Днем 8 марта советская авиаразведка донесла, что снаряды ложились у крепости с большим недолетом, а «в самом городе и на стоящих в гавани двух линкорах разрушений не обнаружено»{534}. Бомбовый удар нескольких наших самолетов по кронштадтской гавани также успеха не принес и носил скорее демонстративный характер.

Атака крепости началась в темноте, рано утром 8 марта. Среди атакующих имела место «ледобоязнь», носились слухи, что льды Финского залива не выдержат тяжести наступающих колонн. Действия некоторых подразделений были неуверенны и недостаточно решительны. В этих условиях подлинный героизм проявили армейские и мобилизованные в Петрограде коммунисты, которые своим личным примером увлекали бойцов в атаку. Небольшой отряд курсантов Северной группы дошел до Кронштадта незамеченным, внезапно-атаковал мятежников и ворвался в город. Однако силы курсантов были невелики, поддержки Южной группы их успех не получил, резервов не оказалось. Мятежники атаковали курсантов превосходящими по численности отрядами, и те вынуждены были отступить, понеся потери. Комиссар Северной группы Н. Угланов доложил, что «вторично поднятие войск в атаку немыслимо», и объяснял это недостатком «политработников, имеющихся сейчас на участке»{535}. Политработников действительно не хватало в частях, осаждавших Кронштадт, однако это не снимает ответственности с самого Угланова, который, судя по его же пространному донесению, во время атаки не проявил должной твердости и решительности.

Еще менее удачной оказалась атака Южной группы. Перед наступлением в 561-м полку часть красноармейцев не пожелала подчиниться приказу, лишь усилиями коммунистов удалось повести колонну в атаку. Встретив сильный огонь мятежников, подразделения авангардной 187-й бригады и курсанты залегли, а затем отошли обратно, причем часть 561-го полка сдалась в плен{536}. Подразделения 32-й бригады атаковали во втором эшелоне и энергично двигались вперед, несмотря на огонь врага, но после неудачи передовых частей получили приказ отступить{537}. Единственным «трофеем» наших частей оказался член «ревкома» С. Вершинин, захваченный в плен на льду. Около 11 час. советские войска отошли на исходные рубежи.

Итак, первая атака крепости оказалась неудачной. Причины этого лежат прежде всего в плохой, поспешной подготовке и недостатке сил. Однако поражение сыграло и свою положительную роль. Во-первых, выяснилось, что мятежники не разбегаются от звука выстрела и будут сражаться упорно, следовательно, к повторной атаке надо было готовиться основательно и крупными силами. Во-вторых, выяснилось, что лед Финского залива чрезвычайно прочен и опасности для атакующих не представляет. Наконец, обнаружилось еще одно неожиданное и весьма важное обстоятельство: в Кронштадте, который был подготовлен к обороне с моря, на линкорах не оказалось достаточного количества осколочных снарядов и шрапнелей, что могло бы нанести огромный урон нашей пехоте на льду залива. Напротив, тяжелые снаряды крепостной и корабельной артиллерии, пробивая лед, взрывались в воде, образуя сравнительно небольшие полыньи, малое число осколков и слабую ударную волну{538}.

Но главное заключалось в другом. Поспешное наступление, проведенное по приказу Троцкого, было недостаточно подготовлено политически. Уже 9 марта это отмечалось в приказе Политотдела Южной группы советских войск (ПОЮЖ):

«В воинских частях Южной группы наблюдается крайне слабая политическая работа, результатом чего явились колебания в момент боя и при перегруппировках»{539}.

Такое же положение в целом наблюдалось и в Северной группе.

Из первой неудачи партия извлекла полезный урок. Для решительного удара по мятежной крепости нужно было собрать больше сил, поднять политическую работу в войсках. Петроградским коммунистам, советским частям на берегах Финского залива помогала вся партия, все наше государство. 11 марта 1921 г. Петроградский губком РКП (б) постановил: делегация питерских большевиков на съезд не поедет{540}. Все силы должны быть направлены на разгром мятежного гнезда.

Вождь Советского государства В. И. Ленин был непреклонно уверен в скорой победе над мятежниками. Приблизительно в описываемое время в интервью американскому журналисту он решительно заявил, что

«восстание в Кронштадте действительно совершенно ничтожный инцидент...»{541}

Партия собирала силы, чтобы как можно скорее ликвидировать кронштадтский «инцидент». Дни существования кронштадтского «ревкома» были сочтены.